Туриада

Все предложения были платными, а деньги – это пожалуй, как раз та единственная в мире вещь, которая в нашей семье является слабым звеном, и вечно где тонко, там и рвется… Звонок от Светы, руководительницы «Вымпела» с предложением от бесплатной секции туризма поехать на слёт и защитить честь нашего Левобережного района, упал на меня как манна небесная, и я сразу согласилась. Надо же- весь день искала, а оно само меня нашло! Детей долго уговаривать не пришлось. Крики «Ура!!!!!» раздались в нашей хрущевке и процесс упаковки багажника начался весело и дружно.
С особой любовью клали нашу радость и гордость – новенькую трехкомнтаную палатку «Атеми Карелия -6» . Не знаю- отчего она вызывает у меня столь возвышенные нежные чувства и душевное ликование .
Я ведь терпеть не могу походы. Сказать, что я их ненавижу- значит слукавить. Я безусловно нахожу в этом необъяснимую прелесть, они влекут меня и мои глаза загораются, я обожаю смотреть на костер, особенно когда тлеют угли. Я просто балдею от вида канна с похлебкой на костре, я торчу от традиционного походного ТВЛН , мне безумное удовольствие доставляет создавать временный и условный уют в палатке, мне нравится мой простецкий джинсовый вид, я с ума схожу от шелеста деревьев, и навсегда запоминаю песни, которые поют у костра всю ночь напролёт. Но! Я ненавижу быть грязной и потной… Я не могу ходить в туалет в кусты…Я панически боюсь разные насекомых. Я терпеть не могу ходить покусанной комарами и обмазанной всяческими репеллентами. Я боюсь змей и клещей. Мне неудобно спать без ортопедического матраца, пусть даже на двух пенках и в мягком спальнике…Я не выношу загрубевших пяток и землю под ногтями пальцев рук… Именно это и вызывает в походе острое желание поскорее попасть домой и отмыться… Что делать – раб цивилизации, дитя асфальта! Но дети!!!! Вид мальчишек, пытающихся наколоть дрова для костра топориком, пилящих толстые ветки ручной складной пилой – это просто божественно! За это неземное наслаждение видеть, как мои сыновья становятся настоящими мужчинами, я готова несколько дней походить грязной и покусанной …
Продолжая о нашей палатке… Я купила ее вскоре после возвращения с Валдайской Робинзонады, где пережила две недели палаточного кошмара вместе с двумя неделями интереснейшей активной жизни, который стоили целого года простой бытовухи . Тогда во мне боролось два одинаковых по силе желания: НИКОГДА больше в своей жизни не жить в палатке и жить в хорошей палатке, а не в тех типовых, что нам предоставляли на Валдае. Порыскав по Интернету, я нашла эту Атеми. И не устояла. Плюнув на вечно отсутствующие деньги, я поехала в спортмагазин «Командас» недалеко от дома и привезла бело-синюю шикарную красавицу домой. В нашей крохотной хрущевской комнатёнке, даже будучи упакованной в чехол, она смотрелась непростительно огромной. Дополняли «натюрморт» складная газовая горелочка и четыре баллона к ней. Такую я видела у инструкторов на Валдае. Желая добавить шарма к картине, возникшей в моей комнатенке, я достала из холодильника банку красной икры, привезенной еще из Керчи, и стала есть ее ложками, конечно запивая холодным пивом. Так палатка была обмыта. Я сидела на полу в полулотосе, чуть привалившись к Атеми, и чувствовала себя победителем в этой жизни. Смешно! Хранить свою обновку в гараже я категорически отказалась, это было бы неуважением к такой шикарной палатке, и она перекочевала в мой одёжный шкаф .
Так вот, мы погрузили нашу красавицу-палатку, четыре спальника, набор походной мебели как обязательный атрибут походного уюта и комфорта, сумку с купальными принадлежностями, сменку одежды, походные рюкзаки с заветными ТЛВН, фонариками, фляжками, репеллентами и негаснущими спичками, дождевики, Алёнкин складной горшок и вкладыши, дорожный нессесер с предметами гигиены, блокноты с ручками для путевых заметок и стихов, сумку-холодильник с едой, баллон питьевой воды, пенки, горелку с баллонами и еще много всякой мелочёвки, делающей жизнь в походе не только выносимой, но местами и приятной. Главной радостью у детей стали подаренные мной фирменные складные ножики с ложкой и вилкой, которые я успела заказать в «Экспедиции» перед самым отъездом. Ложки у ножиков оказались большущими- суп ими кушать должно было быть ну очень удобно! И детям не терпелось это проверить!

В путь.

Войдя во вкус пользования навигатором ещё в Питере, я ввела в него Нововолково и команда тронулась в путь. В этом году окончательно вышел из строя кондиционер, и потому наша добрая верная старушка резво бежала по Новой Риге с настежь раскрытыми окнами. Навигатор прокладывал путь по электронной карте, дети предвкушали походные радости, а я пыталась проснуться . Путешествие началось.

Здравствуй, лагерь.

Вскоре после моста через Рузу мы увидели шлагбаум. Встретивший нас молодой человек осведомился: «Вы куда?» - На Туриаду. Шлагбаум гостеприимно распахнулся. Мы тёрлись брюхом об жуткие огромные камни, которыми была выложена дорога до лагеря. На самом берегу реки мы наконец-то обнаружили табличку «Левобережный район». Расположение на берегу мне очень понравилось. Это было живописно и свежо, ветер с реки сдувал тридцатиградусную жару. Правда в момент приезда накрапывал дождик, что было очень странно – ведь в прогнозах он не значился, и последние две недели Москва била рекорды по жарище… Я чертыхалась, что меня преследует «Монрепо» , что мы не взяли с собой сапог, что палатку нужно ставить под дождем, и мой извечный «плач Ярославны» по поводу ненавистного дождя, раздавался по поляне. Палатка собралась на удивление быстро и легко – абсолютно зря я боялась, что у нас не получится догадаться о назначении палочек и реечек, лежащих в чехле внутри мешка с палаткой. Наша красавица гордо возвышалась над лагерем на берегу Рузы. Ее бело-синяя расцветка потрясающе гармонировала с небом и листвой, и я не могла оторвать от нее восхищенного взгляда.

Не успела я расставить в гостиной нашего трехкомнатного чуда походную мебель, как дождь прекратился. Оказалось, что команду Левобережного округа представляют одни лишь женщины с детьми. Я не удержалась, и «прошлась» по мужчинам, пробурчав , что вот уже дошли и до того, что в походы детей вывозят бабы, в то время, как мужики изображают из себя подушки с бахромой с пультами на диванах. Одна из мам подтвердила мои слова, рассказав как они с сыном тихо выбирались в поход из квартиры, не разбудив папу, который не удосужился даже проводить их с тяжелыми рюкзаками до места встречи участников слёта. Мужчины, сразу окрестившие наш лагерь лагерем амазонок, будто пытаясь реабилитировать своих диванных братьев по полу, потянулись к нам- кто с топориком и предложением помочь поколоть дрова для костра, кто со свежесваренной ухой. Мужчины на туриаде были настоящими. Вот куда нужно, оказывается, ездить, чтобы увидеть мужчин.
Одна семья оказалась почему-то без палатки и спальников, и мы с удовольствием предоставили им одну из наших комнат. Мы – гостеприимная семья, но дома в хрущевке ночлег у нас не выглядит комфортным, здесь же, мы были обладателем дворца, заночевать в котором было очень приятно. Меня просто разрывало от счастья и гордости за наши апартаменты, и от того, что мы смогли приютить женщину с девочкой.
Лагерь оказался полностью оборудованным для детского досуга- была и волейбольная площадка, и теннисные столы, и дартс. Дети умчались участвовать в турнире по дартс, едва успели прожевать утренние бутерброды, потом репетировали вечерний концерт – скучать им не пришлось ни минуты. Активная жизнь началась без промедления, и не заканчивалась до самого закрытия лагеря. Мы не успели оглянуться, как пролетели три дня слёта. Мы с женщинами едва успевали варить в канне на костре еду, пока дети участвовали в конкурсах, в которых не требовалось участие мам. Проходя по лагерю, я наслаждалась великим многообразием палаток, фотографировала эти разноцветные домики, дивясь количеству существующих форм. Были и малюсенькие, похожие на норки, залезая в которые человек, наверное, был похож на таксу. Были кругленькие, напоминающие бобровую хатку. Были типовые, похожие на Валдайские. Но наша явно была лучше всех. Я носила в кармане блокнот и ручку, и записывала список понравившихся вещей, которые планировала постепенно купить для нас. Среди них оказалась складная пила, цепочка и рейки для подвески канна над костром, навесной тент от дождя, лампа переноска и фонарь на батарейках, надувные подушки для сна, биотуалет со шторками, веревка с прищепками для сушки одежды, большая плитка с газовым баллоном… Не знаю- что такого есть в этом лесном житии, но душа ликовала, когда я бродила среди всего этого походного быта и созерцала те или иные приспособления.
Мальчишки всё больше растворялись в лесной жизни. Основным их достижением было то, что они вырыли в отвесном берегу яму, выложили ее стенки кирпичами, а на дно положили лист железа, потом проделали сверху отверстие – дымоход. У детей получилась печь, им удалось разжечь огонь. Из дымохода валил дым, а в кирпичной полости полыхало пламя.
Еще одним их любимым занятием в свободное от эстафет время стало варение «полезных» отваров. Ребята прицепили палку к консервной банке, и в ней варили травы на костре, а потом переливали жидкость в скляночки и создавали лесную аптечку. Они ощущали себя настоящими робинзонами.

Эстафета.

Наступило время семейной эстафеты. Дети были разделены по возрастным категориям. Значит родители должны были бежать эстафету столько раз, сколько у них было детей… У меня получилось три захода – Андрюша попадал в категорию 9-10 лет, Юрочка - 7-8, а Аленка- 5-6. Я спросила одного из организаторов: «А если бы я родила 10 детей?» - Бежали бы 10 раз. Невозмутимо ответил тот. Другой сложностью было то, что в полных семьях огромный рюкзак с походными принадлежностями вешался на папу. В неполных семьях честь бега с рюкзаком отдавалась маме. В ответ на моё негодование и рассуждение о том, что женщина совсем не должна бегать по лесу с рюкзаком, и мамы полных семей находятся в более выгодных условиях, чем мамы неполных семей, организаторы ответили : «А у нас как и в жизни – папы нет, грузи на маму.» Я была в шоке. Отказаться я не могла, потому что дети, конечно же, хотели, чтобы наша семья победила. Если добавить к этому всему тридцатипятиградусную жару и правило, согласно которому семья должна бежать, взявшись за руки, то можно себе представить моё «огромное» желание участвовать в этой эстафете. Но обратного пути не было.

С рюкзаком больше меня ростом я бежала по бревнам, потом по подвесным шатающимся брёвнам, потом лезла по веревочной по бабочке, стреляла из пневматической винтовки по пивным банкам, ползла по веревке на руках и ногах три раза!!!! Красное вино, принесенное в лагерь амазонок после эстафеты заботливыми мужчинами пришлось очень кстати…
Позже, на награждении выяснилось, что мы умудрились занять первые и вторые места, и в августе нам предстояло уже защищать честь Северного округа на городской туриаде. Это не я была бы, если бы в тот момент не подумала о том, что мы и безо всякого папы такие молодцы и спортсмены! И это я-то, которая вообще не занимается спортом, ездит везде на машине, и с трудом поднимается без лифта выше третьего этажа! Просто дети хотели победить и мы победили! Сработал снова старый девиз моей акушерки, еще с самых первых родов прочно засевший в моей голове : «Ты теперь мамка, а значит можешь всё!»
Слава богу, что следующая эстафета была уже без рюкзака. Мы бегали белками в колёсах, преодолевали препятствия и скакали на надувном резиновом банане верхом. На таких бананах обычно на море катают детей, привязывая их к катеру. Труднее всего было с Аленкой – её маленькие ножки не доставали до земли, и мне приходилось поднимать банан вместе с дочкой, и продвигать его вперед по дистанции. После этой эстафеты я с трудом нашла тень в полуденном зное и долго тяжело дышала, завалившись на спине на траву и раскинув в стороны руки. Прямо спартакиада какая-то а не туриада! А если кто-то не может бегать или не так физически развит? Что тогда – теперь они не семья? Почему нельзя было сделать конкурс на самый вкусный суп на костре, на скорость постановки палатки, на спортивное ориентирование в конце концов! Можно было бы провести и творческие конкурсы- на семейные песни, стихи, рассказы, сценки…
Но детям нравилось всё! Они с удовольствием купались в реке, ели своими новыми ложками супчик из походных тарелок, учились пользоваться топориками и пилой и не хотели уезжать домой.

Закат над Рузой.

Когда вечерняя прохлада, наконец, опустилась на берег, наш маленький лагерь Левобережного округа собрался у костра на ужин. С провиантом было не густо, поэтому мы собрали всё, что было. Ели макароны со сладкой кукурузой из банки, кто-то доедал оставшийся от обеда суп, в миске лежал порезанный соломкой сладкий болгарский перец и помидор дольками, а потом последовало чаепитие с шоколадным вафельным тортом.
Над рекой стояла тишина, почему-то не нарушаемая разговорами у лагерных костров, треском дерева в огне, звуками рубки дров, чьим-то смехом и возгласами. Тишина как бы проходила сквозь все звуки леса и находящихся в нем людей, и оставаясь нетронутой, заползала в душу. У меня возникло странное ощущение тишины внутри шума и движения, будто бы внутри меня открылась какая-то неведомая ранее потайная дверь в скрытое помещение, в котором царила та самая тишина. Тишина не ощущалась как пустота, скорее как густой, почти молочного цвета туман над рекой, над котором вот-вот промчатся кони без узды. Эта тишина жила своей жизнью, но не была отделена от всего происходящего вокруг нее. Внутри нее будто бы жило некое деятельное ядро, скрытое ее туманом, но постоянно контролирующее и управляющее всем, что было вовне. Тишина не была напряженной, но будто бы невидимые нити тянулись от ядра ко всем закоулкам сознания, как лески, управляющими движениями марионетки. Но от этого я не чувствовала себя куклой, скорее наоборот. Белая комната не мешала воспринимать мир. Я видела улыбающиеся лица детей, смеющуюся Аленку, которая вся перемазалась шоколадом, расплавившимся в жаре. Я ощущала приятные прикосновения легкого ветерка с реки к своим ногам. Я разговаривала с женщинами, но внутри я себя я молчала. Одна сущность не противоречила другой, напротив- они находились в какой-то удивительной гармонии. Мне очень не хотелось терять доступ к этой тишине, потому что мне казалось, что пока всё под её контролем- всё правильно.

Над рекой садилось оранжевое солнце. Свет его разлился по небу плавно переходящими друг в друга горизонтальными полосами. Небо казалось сиреневым. Слабеющие лучи закатного светила бросали нежно золотой отблеск на реку. Река поблёскивала и переливалась, как золотая парчовая перина. Золото было червонным, чуть отдающим в рыжину. Мне хотелось то ли побежать по ней, и тогда бы у меня из-под ног вылетали миллионы искорок, будто бы я оленёнок Серебряное копытце, то ли валяться как будто бы я в Броницах, маленькая трехлетка, качусь по белому пушистому снегу домой, а рядом идет вырастившая меня бабуля и улыбается. Я пошла « в туалет» на берег, и по пути мне попался розовый мячик, на котором была нарисована улыбка. Мячик лежал, слегка наклоненный на бок, будто бы заигрывал со мной. Я подмигнула ему, как будто бы он был живым. Казалось- в такой вечер, хорошо даже игрушечному мячику, лежащему на тропинке.

Ночь.

Наша палатка стояла прямо на берегу Рузы. Ночь была тихой. Ночь на Рузе сильно отличалась от Валадайских ночей. На Валдае ночи были мокрыми и нервными, зябкими и тревожными, порывы ветра всё время заваливали палатку, дожди стучали по ее крыше и стекали струями, сосны скрипели и ворчали. Сон был неуютным и тяжелым, будто бы он обпился дождевой воды и вот-вот лопнет , разрезанный промозглым серым и ветряным утром, как лезвием хирурга. Здесь всё было иначе. Я всё время слышала прибой. Речной прибой не такой, как морской и озёрный. Он более мелкий и суетный, порывистыми быстрыми но мелкими движениями вода напрыгивала на берег и откатывалась. Он не успокаивал как мерный и шелестящий морской прибой. Но и не будоражил как необузданный и неритмичный озерный. Просто ритм его не обладал снотворным эффектом, он был какой-то что ли нервный и нетерпеливый, будто бы хотел поскорее напрыгнуть на берег, а тот никак не давался ему. Прибой будто бы торопился, спеша закончить дело до того, как он будет пойман и обезоружен неведомым врагом. Также скакали и мои мысли. Я уснула под быстрое фортепианное стакатто, выстукиваемое пальцами прибоя на моей беспокойной душе в области высоких октав, как на клавишах расстроенного жизнью фано.

Походное утро.

Утро в палатке было свежим и ласковым. Достаточно тепло, чтобы мы могли не замерзнуть в одних труселях и футболках, и достаточно прохладно, чтобы не вспотеть и не задыхаться. Пробуждение еще раз напомнило о том, что мы проснулись не в казённых палатках, но в своей роскошной Атеми. Вполне обыденно и делово я вылезла из нашей с дочей комнаты, распахнув двери. Рассвет уже ждал нас. Нежное, почти цвета благородного белого золота, солнце приветливо заглядывало мне в глаза. Гладь реки была будто присыпана немного золотым песком. Основная часть лагерей еще спала. Утренняя девственность природы заворожила меня. Я потянулась, и села смотреть на реку. Необыкновенный покой укутал меня всю. Я обхватила руками колени, положила сверху подбородок, и ощутила себя Анной Ахматовой, которой были посвящены строки Николая Гумилева:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Почему-то это стихотворение необыкновенно гармонировало с моим состоянием души в это походное утро. Я мечтательно улыбалась, когда из палатки выскочила вся моя заспанная команда. На детских лицах потешно сочетались следы дремоты и сонная помятость с восторгом проснувшихся глаз и буйством жизни. Они были готовы к новым приключениям. Я постелила полотенца на берег и мы сели всей семьёй в лотосы, и стали медитировать, повернувшись лицами к молодому, еще не жгущему жарой солнцу.
Потом дети сделали зарядку, и радостно понеслись в воду. Водные процедуры- их любимая часть зарядки. Пока другие дети не взбаламутили воду у берега, мы имели возможность поплавать почти в прозрачной воде, а утренняя ее прохлада добавляла ощущения чистоты . Новый день начался.
Особое удовольствие мне доставило использование моей газовой горелочки – чайник вскипел на ней за 5 минут, и очень скоро я наслаждалась ароматным кофе, сидя на раскладном стульчике на полянке перед нашей палаткой. Мне нравился и вкус кофе, и сам ритуал, и моё местонахождение на планете Земля, и солнце, набирающее силу, и вид постепенно пробуждающегося лагеря.
Вскоре микрофоны заговорили, и подготовка к очередным эстафетам и конкурсам закрутилась в полную силу.

Королевская ночь.

Прощальный вечер поразил своей торжественностью. Приехали музыканты, игравшие в живую на балалайке, электрогитаре, ударной установке и саксофоне. Посреди леса это смотрелось так, будто бы на лесную поляну опустилась летающая космическая тарелка.
Мои мальчишки станцевали джайф, спели песню о бременских музыкантах, и поучаствовали в коллективном танце американских ковбоев, поставленном прямо на репетиции перед концертом. Алёнка рассказала стихотворение. Потом все вместе с удовольствием отплясывали на общей дискотеке. Затем последовала раздача бенгальских огней детям и сладкий стол с чаепитием.
Царила полная темнота, когда всех пригласили на берег. Организаторы готовили сюрприз. Едва мы дошли до реки, как раздался сильный хлопок, похожий на взрыв. Все вздрогнули и оглянулись. В небе полыхнул невиданной высоты и красоты прощальный костер. Оранжевые языки пламени лизали тёмно-фиолетовое небо, освещая бледные точечки звёзд. Они скакали как туземцы в набедренных повязках, будто бы пытаясь оторваться от земли и улететь. Они извивались как пластичные танцовщицы, то сплетаясь вместе как пальцы рук влюбленных, но раскидываясь в стороны, как лепестки раскрывающегося цветка. Дети заворожено наблюдали за этой картиной, задрав головы вверх, и раскрыв от удивления рты.
Когда внутри костра доски стали рушиться, и сгорая падать вниз, сонмы искр отскакивали от земли, будто бы одновременно подпрыгнула целая стая светлячков, устроив турнир по прыжкам в высоту.
Не успели мы очнуться от гипнотического действия огромного костра, приковывающего взгляды, как вокруг нас полыхнули десятки фейерверков. Часть из них были установлены вокруг поляны, часть же палила прямо с реки. Мы оказались в эпицентре разноцветных взрывов. Огни разлетались в небе в разные стороны, и выстреливали снова и снова. Мы как будто бы оказались в другом измерении. Чёрное полотно ночи прорывалось мощными залпами, у меня было чувство, что меня посадили в центр детского калейдоскопа и крутят его вокруг.

Когда отгремели выстрелы, стало темно, и мы с трудом дошли до палатки, спотыкаясь обо всё, что попадалось под ноги. Концерт начинался засветло – и никто не догадался взять с собой фонари. Уставшие и переполненные впечатлениями дети сразу уснули, едва я застегнула их спальники.
На костровище собрались люди, по кругу ходила гитара. Я сидела на деревянной лавочке и глядела как переливаются красно-оранжевым светом угли костра. Света пела:
Люди идут по свету,
Им, вроде, немного надо:
Была бы прочна палатка
И был бы нескучен путь.
Hо с дымом сливается песня,
Ребята отводят взгляды,
И шепчет во сне бродяга
Кому-то: Hе позабудь!

Они в городах не блещут
Манерами арстократов,
Hо в чутких концертных залах,
Где шум суеты затих,
Страдают в бродячих душах
Бетховенские сонаты,
И светлые песни Грига
Переполняют их.

А люди идут по свету,
Слова их порою грубы.
Пожалуйста, извините, -
С усмешкой они говорят.
Hо грустную нежность песни
Ласкают сухие губы,
И самые лучшие книги
Они в рюкзаках хранят.

Выверен старый компас,
Получены карты в сроки,
И выштопан на штормовке
Лавины предательский след.
Счастлив, кому знакомо
Щемящее чувство дороги,
Где ветер рвет горизонты
И раздувает рассвет.

Почему-то именно здесь, на туриаде, эти простые старые, всем известные песни, вдруг не показались мне ни пошлыми, ни избитыми, ни надуманными или лживыми. Они звучали искреннее, и лесной колыбелью ложились на душу.
Под утро я тоже ушла спать. Как всегда, нашелся кто-то, кто орал на берегу, перепив спиртного, и мешал спать.

Крылья сложили палатки, их кончен полёт…

С трудом отбегав, а вернее отплавав последнюю утреннюю эстафету, состоящую из гребли на скорость на надувных матрацах, и получив множество медалей, грамот и призов, мы собрали свою палатку, упаковали всю снарягу в машину и тронулись в обратный путь.
Машина снова проскреблась брюхом по камням. Выехав на асфальт, мы поняли, что снизу безнадёжно болтается какая-то деталь. Вскоре она оторвалась. Юра поднял деталь, похожую на раздувшуюся от гордости рулевую тягу, и я кинула ее в багажник. Новая Рига пропустила нас благосклонно, и уже вскоре мы отмывались от дорожной пыли, вспоминая о турслёте с чувством легкой ностальгии.