В ресторане, где проходит завтрак, в высокие, от пола до потолка, окна открываются взгляду трассы, темно-коричневые деревянные норвежские домики и ярко голубое небо с белыми облаками. Вид - хорош, но я все же сажусь у камина, а не у окна. Здесь, в Каrsnutenn, он настоящий, а не как в большинстве норвежских ресторанов и гостиниц – газовая горелка. Приятно ощущать тепло и запах огня, слышать потрескивание дров, прихлебывая свой утренний кофе.

Спуститься вниз из нашего отеля, стоящего на вершине горы, можно или по трассе, или на подъемнике-креселке. Большинство предпочитает первый способ. Пристегиваешь доску или лыжи и вниз - кататься или в поселок за хлебом.
В каком-то месте трасса сильно выполаживается, приходится толкаться ногой. Щурюсь, глядя сквозь солнце на аскетичную норвежскую архитектуру с белым полутораметровым слоем снега на крышах. Минуту стою, слушая музыку склонов - свист кантов от выписывания дуг, крики детей и взрослых, смех, возгласы - а потом в нее вливаюсь.
 


 

«Сегодня великий день для практики норвежского» - Одд улыбается морщинами своего сухого лица. Одд – директор маркетинговой службы курорта Хемседаль, сегодня он отвечает за исполнение желаний нашей группы русских журналистов, приехавших писать о горнолыжных курортах Норвегии. Мы встретились внизу, у ската горы, как и договорились вчера, во время торжественного ужина. Он протягивает мне чек оплаченного 2-хчасового урока, на котором написано: «с 10.15 до 12.15, Йоаким». Ровно в 10.15 мы знакомимся с инструктором. Это высокий, широкоплечий, cимпатичный юноша с «масочным» загаром, одетый в черную инструкторскую форму и черный же шлем.

- Привет, - говорит он, улыбаясь чуть тонкими губами, с совсем легким акцентом - как дела?
- О, ты знаешь русский?
- Чуть-чуть, хорошо, влево, - акцент немного усилился - вправо, быстрее, медленнее.
- Отлично, значит, мы сможем поучить друг друга, ты меня катанию и норвежскому, я тебя русскому! Vi kan lærer på hverandre.

Мы скользим с ним в толпе маленьких лыжников с папами и мамами на учебный бугель, чтобы подняться на нем к основным склонам и восьмиместной креселке.

На креселку Ким, как инструктор, проходит мимо очереди слева и манит меня за собой. Мы опускаем перекладину и вот уже скользим вверх над хемседальскими елками с раскатанными между ними до больших бугров снегом и разнообразными трассами, белыми лентами разрезающими склон.
- Hva kaller du himellen? Как вы зовете небо по-русски? – спрашивает Ким.
- Небо
- А sula?
- Солнце
- Sky?
- Облака.

 

2

Мы стоим на разгонке первых учебных трамплинов, которые начинаются прямо от подъемника. Ким просит меня показать ему, что я умею. Я прыгаю. Затем мы мчимся в синий учебный парк, где Йоаким рассказывает технику Fs vanеty и вообще прыжков, и просит сделать на первом трамплине прямой прыжок и на следующих двух fs. У меня получается, но весьма коряво.
Следующая фигура – пайп. За свою жизнь я каталась в пайпе раз 10, большей частью за границей.
- Я show you - говорит Ким. Он начинает снизу, но уже очень скоро начинает выпрыгивать и крутить разные вращения.
У меня же получается заезжать только на половину высоты стенок пайпа.

- Very good, - встречает меня Йоаким на выкате – нужно больше разгоняться на стенки и выпрямлять ноги, когда оказываешься на стенке. Как в рампе. Ты катаешься на скейте?
- Ikke, dessvare. Men Ieg prøver å lære. Нет, к сожалению. Но я хочу научиться.
Мы едем дальше. Следующая фигурка – пирамида. Когда-то я очень любила прыгать с пирамидок. Мне нравилось это чувство – разгоняешься, вылетаешь вверх, зависаешь и приземляешься вбок. Но после рождения Ярика я очень мало каталась на них, и к тому же эта сделана в сторону для «гуфи», а не «регуляров», и мне как-то неуютно.
- Что ж, тогда просто заедь на вершину и потом скатись оттуда, - просит Йоаким.
Я заезжаю за ним на вершину. Йоаким легко спрыгивает вниз, делая 180. Я - просто спрыгиваю.
На следующем небольшом трамплинчике Йоаким просит сделать frontside vanety с гребом. Вначале делаешь вращение, и только затем берешь греб.
Ок, киваю я. Время между вращением и взятием греба так мало, что мне кажется, я все сделала одновременно, а не как просил Йоаким по очерди. Но у меня получается!
«Cool! – кричит Йоаким и хлопает меня ладонью по ладони – very cool!»
Я счастливо улыбаюсь. Боже, я и забыла, как это здорово, когда у тебя получаются трюки!
Мы несемся с Йоакимом вниз, делая по дороге разнообразные 180, и вновь взмываем вверх на креселке. Я фотографирую себя и Йоакима на свою потрескавшуюся мыльницу и расспрашиваю его по-норвежски про жизнь.
Он приехал сюда из Швеции 3 года назад. Закончил акробатическое. У него была интересная высокооплачиваемая работа. Но ему нравился сноубординг, и он приехал сюда, в Хемседаль.
- И часто успеваешь кататься для себя?
- Нет, - Ким задумчиво улыбается и качает головой, - в последнее время я очень много работаю. Здесь - инструктором и по выходным еще охранником в ночном клубе. Я хочу накопить на новую гитару и на путешествия.
 


 

И вот мы снова стоим, вернее, сидим на деревянной лавочке, заботливо поставленной на разгонке учебных трамплинов. На этот раз Йоаким просит меня сделать bs 180 на первом трамплине. Он объясняет мне технику, вначале надо как следует толкнуться, потом закрутиться. Туловище идет вслед за головой и плечами. Ким просит меня попробовать сделать это на месте, и я несколько раз прыгаю bs на месте. «Хорошо – говорит Йоаким, теперь на трамплинах, - на первом прямой, на втором и третьем bs». Он уезжает первым и показывает все прыжки. Я мысленно представляю, что буду делать на всех трамплинах. Потом вспоминаю, как Йоаким учил толкаться на простых прыжках. Разгоняюсь, вот уже и кикер, выпрямляю ноги и…падаю на задницу! Щит! Из-за этого мне не хватает скорости на втором трамплине, и так же коряво получается на следующем.
«Ты слишком сильно выпрямила ноги – встречает меня Йоаким, - и из-за этого тебя повело назад».
- Теперь понимаю, - говорю я, потирая попу.
Следующий - пайп…

 

Я энергично, следуя инструкциям Кима, разгоняюсь и снова падаю на задницу. Черт, копчик очень болит, но теперь я разозлилась, и быстро встав, разгоняюсь так, как показывал мне Йоаким, и даже начинаю почти вылетать.
- Very good – встречает меня Йоаким с улыбкой.
На моем лице тоже появляется улыбка и мы едем на следующие трамплины.
«Bs 180», - говорит Йоаким. И у меня получается bs vanety!
Я просто счастлива. И в то же время в голове появляется мысль, как жаль, что у меня не было инструктора раньше, когда я только начинала кататься! Я бы наверно уже была Pro!

На третий проезд мы едем в большой парк.

У меня екает сердце, сюда без Йоакима я еще не заезжала. Мы стоим на разгонке верхнего трамплина. «Он небольшой, - говорит Йоаким, - может быть, 8 метров. Прыгнешь с него?»
«Я немножко боюсь, Ieg er litt redd, у меня нет шлема. I havent hjelmet, - говорю я, переходя от волнения на смесь английско-норвежского языков.
«Хорошо, - Йоаким виновато похлопывает себя по своему шлему Burton, смахивающего на фашистскую каску, – тогда мы поработаем над техникой».
- Нет, I kan hoppe der. Я могу прыгнуть здесь.

Йоаким улыбается с одобрением, съезжает ниже и прыгает с мьют-гребом.
Я беру разгон чуть выше, главное, перелететь и не попасть на плоское! Ух, кажется, хорошо вылетаю, ууух, от неожиданности машу руками в воздухе.
«Ура – кричит Йоаким, хлопая меня по ладони, - ты сделала это!»
«Like fugl – я снова говорю на смеси английско-норвежского, и тут же поправляюсь, - как птица».
Мне хорошо. Я просто счастлива. Я уже и забыла, как это- здорово - летать как птица! Когда ты преодолел себя, свой страх, в сердце резко вливается адреналин, и тебя наполняют легкость, эйфория. Мне хочется обнять и расцеловать Йоакима. Как же хорошо!

Я просто счастлива. Я уже и забыла, как это- здорово - летать как птица! Когда ты преодолел себя, свой страх, в сердце резко вливается адреналин, и тебя наполняют легкость, эйфория. Мне хочется обнять и расцеловать Йоакима. Как же хорошо!
Йоаким, как будто чувствуя, чуть приобнимает меня за плечо, показывая мне следующую фигуру. А затем мы едем с Кимом то наперегонки, то делая 180, про которое он мне рассказал несколько хитростей, и я чувствую себя легкой-легкой. А я-то думала, что совсем разлюбила сноубординг.
«Ты молодец – говорит Ким, - очень хорошо для первого занятия».

Ох - а мы еще раз не поднимемся? Я хотела сделать несколько фотографий с нами.
- Я хотел бы, - говорит Йоаким, но у меня есть совсем немного времени, чтобы съесть свой ланч и отправиться к следующему ученику. У меня было много фана с тобой на занятии. Ты делала все просто отлично! Спасибо!
- Du er en cult lærer – улыбаюсь и я.

Мы с ним пожимаем друг другу руки, обнимаемся, и он идет в свой инструкторский домик. Я смотрю ему вслед, затем медленно застегиваю крепы и еще несколькими секундами позже стою у того самого отеля, где в 10.15 мы встретились.

Прислоняю доску к стойке, смотрю на детей, прыгающих на детских трамплинчиках, на людей и столы на улице, на солнце в облаках, и иду внутрь. Мне хочется выпить капуччино и понять, что так полыхает в моем сердце.
«Для первого раза… - думаю я, - мне ведь уже не 18 лет, а 29! Если бы у меня был такой инструктор в 18, я бы, наверно, стала профессионалом».
А может, наоборот, я чувствую себя сейчас, не на 29, а как в 18? Да, мне грустно, что урок закончился так быстро. Что мне уже вроде поздно учиться. Но внутри я знаю, что все о’кей. Я не хочу быть прорайдером. Я - писатель, создатель сайта gfhome.ru, журналист. Благодаря этому я и попала в пресс-тур в Норвегию и встретила Йоакима, который снова заставил меня поверить в то, что я могу летать…

 

…На сноуборд я встала в 18 лет. На первую журналистскую зарплату от работы в предвыборной компании СПС (я тогда училась еще даже не на журфаке, а на подготовительных курсах) купила себе давно желаемый борд. Самый дешевый, из тех, что зовут «народными комплектами» - фанерка с защитной резинкой на носу. Но тогда он казался мне лучшей доской на свете. Я не вылезала из Крылатского, попа у меня стала синей, зато уже через неделю я лихо выписывала дуги.

 

А еще через 2 недели я поехала в горы. Прочитала в интернете, что на Эльбрусе будут проводиться первые соревнования по фрирайду, и упросила сестру дать мне денег на поездку.

 

Эльбрус…Я слышала про него в рассказах друзей, читала про него в журнале «Вертикальный мир»... Мне казалось, что это совсем рядом, в соседней комнате, протяни руку, открой дверь и тебя обдаст снежной пургой.

Мои первые горы были так огромны, так суровы и прекрасны. Они пугали и заряжали. Они изменили мое сознание.

Я помню, как поднималась на вагончике в первый раз, стиснутая людьми в горнолыжных масках. Сглатывала слюну и слушала гулкий стук сердца, глядя в стекло на вершины и огромный водопад, на скальные выбросы и пропасть в 700 метров под ногами. Боже, что если сейчас вагончик рухнет вниз с этой высоты, и мы разобьемся, почему никто из них не боится так, как я?

Я помню первый свой спуск. Очень боялась, что кто-то поймет, что не очень хорошо катаюсь. И поднявшись до станции «Мир», деловито спросила, где здесь кулуары «Жопы слонов», о которых вчера услышала при обсуждении линии фрирайда. Потом пристегнулась и поехала неизвестно куда, да еще и поворачивать-то не умея. Но это было удивительное ощущение – нахождение на высоте 3000 метров, скорость, белый космос вокруг. Иногда вокруг появлялись другие космонавты – они проносились мимо или крутили сальто с ближайшей кочки. Довольно часто мой полет прерывался падениями, когда я резко ловила канта - голова, ноги, голова, - а потом снова полет! Тот самый полет, о котором я мечтала с детства, с тех лет, как мне начали сниться сны, в которых я летала на некой доске по воздуху.

Выкат Эльбруса особенно крутой, и здесь было особенно много «голова-ноги-голова», но после этого было ни с чем не сравнимое ощущение заслуженного отдыха в одной из кафешек внизу, в одной из многих кафешек с аппетитными запахами и деревянными столами. Сидеть здесь и видеть краем глаза, как на ветру трепыхаются разноцветные шали, связанные местными женщинами на продажу. Есть хичин – картофельно-сырный блин, щедро поливая его тузлуком и запивая горячим чаем с облепиховым вареньем. И смотреть вверх – на огромную белую гору, понимая, что только что ты на ней была…

В тот же вечер я оказалась в баре, про который столько читала, и познакомилась с людьми со всего мира. Такими же сумасшедшими, как теперь и я. Помню, организатор соревнований, Ден подвел меня к какому-то панку. Это был француз, парень, приехавший в Россию почти без денег, он просто заряжал весельем и фанковым отношением к жизни. Хохотал во все зубы, пил пиво, закусывая его шоколадом.

Ночью мы возвращались по мосту, шумно текла горная река Баксан, я смотрела вверх – а оттуда в меня смотрело и дышало миллионами ярких живых глаз небо.

Я влюбилась тогда сразу в трех разных мужчин, но на самом деле я влюбилась в этот открытый мне мир. Я поняла, что не буду писать о какой-то там политике или о каких-то там звездах! Я буду писать об этом и сама кататься. И я стала журналистом со специализацией «экстремальные виды спорта». Писала и каталась. Сноубординг и маунтинбайк, путешествия в горы и на моря, преодоление себя. Благодаря сноубордингу я встречалась и расходилась. Меняла места работы. Полюбила путешествия, самостоятельность, приключения, свободу. Благодаря сноубордингу встретила того, кто стал моим любимым, другом и мужем.
Но в последние 3 года я охладела к борду. Быть может, устала от московской зимы и российской сноуборд-тусовки и индустрии. Быть может, не хотела больше рисковать. А без преодоления себя сноубординг не приносит такой радости…
В мои воспоминания врываются голоса коллег, и я вспоминаю, что у нас ланч.

3.

На ланче Одд приводит к нам хемседальскальского дедушку Томмена, что проводит 230 дней в году, не расставаясь со своим сноубордом. Томмену – 60 лет, у него маленькие глазки за толстыми очками и большая седая склокоченная борода, в которой застревают крошки. Мне он кажется смешным.
- Я провожу 230 дней в году, не расставаясь со сноубордом, - говорит мне Томмен.
- Знаю, - хладнокровно киваю я, - я читала о вас в хемседальском журнале. А я вот пишу сказки.
За обедом я больше общаюсь с соседкой Томмена по столу - молодой шведкой-фрирайдершей с забинтованной рукой.

Я рассказываю ей, как стала учить норвежский. Те самые люди, которыми я так восхищалась, Ден Линчевский и другие бейсеры начали ездить в Норвегию, чтобы прыгать с фьордов. Они приезжали оттуда с рассказами про встреченных по пути вверх оленях, про полеты над фьордами и домики далеко внизу. Норвегия стала тогда для меня самой красивой страной в мире, в которую я когда-то обязательно должна попасть. Затем на Эльбрусе (к этому времени меня отчислили с журфака за то, что вместо сдачи «хвостов» я была в горах) мне встретилась группа норвежских лыжников. Днем мы катались вместе по «циркам» Чегета, вечером у камина они рассказывали про викингов, которые еще 2000 лет назад ходили на трехметровой длины лыжах. Они же рассказали мне про eventyrer’а – это норвежское слово значит «cказочник», «искатель приключений». И я написала первую свою сказку - о бейсере и тролле, под названием «Выход» («Экзит» – на языке бейсеров значит то место, откуда можно прыгать). Вернувшись в Москву, в первый день после восстановления на журфаке, я увидела объявление: «идет набор в группы норвежского языка»…

Я рассказываю это все Кристине, а Томмен слушает меня, прихлебывая свой суп с креветками.
- Ты счастливая, - говорит Томмен. У него так много впечатлений, но он не умеет хорошо писать. Только рисовать и немного играть на своей гитаре. Иногда он заходит за 9 часов на три вершины и спускается с них, и не может описать этого.
- Ничего себе! Я хотела бы в вашем возрасте быть похожей на вас.
- Все в твоей голове, - Томмен стучит себя по макушке, - Пока ты играешь, ты живешь.
Он расплывается в улыбке


Тут я понимаю, что  не так он прост. И Норвегия не так проста и холодна. Все становится на свои места. Теперь мне понятно, что за пожар разгорелся в моем сердце. Я влюбилась. Я снова влюбилась в сноубординг. Снова осознала, что для того, чтобы писать, мне самой надо кататься, путешествовать, встречать таких людей, как Ким и Томмен. Никогда не поздно начинать. Да, мне не 18, мне всего 29 лет. У меня все впереди.